Олег Меньшиков о том, где экспериментировать, а где контролировать
17 мая 2017
Пять лет назад Олег Меньшиков стал художественным руководителем одного из старейших московских театров — имени М. Н. Ермоловой. За эти годы репертуар почти полностью обновился, в театре открылась роскошная Новая сцена, появились молодые, но уже известные публике имена, оригинальные проекты. В эксклюзивном интервью Меньшиков рассказал о новой для него роли театрального чиновника, проблемах молодых режиссеров и желании соединить театр и кино на сцене в своем новом проекте, публикует РИА Новости.
— Что было самым сложным за эти годы, а каким своим достижением больше всего гордитесь?
— Самым сложным было перестроить себя, свою внутреннюю жизнь, потому что до этого я жил в определенном графике, достаточно свободном, который диктовал только сам себе. Я попал совершенно в другую жизнь, с ограниченной свободой — и творческой, и человеческой. Я стал чиновником, что для меня вообще было когда-то просто дикостью. Но я хотел этим заниматься, поскольку понимал, что рамки театральной частной антрепризы, которая у меня была, мне стали тесны.
Но привыкнуть к тому, что я должен перед кем-то отчитываться, подписывать бумажки, половина из которых никому не нужна, для этого нужно было поменять себя внутренне и многому научиться.
Из хорошего — я научился четко разделять "да" и "нет". Это дало много пользы в смысле дисциплинированности и общей устремленности построить модель театра по тому образцу, который существует у меня в голове. Появилась часть труппы, которая пришла со мной и частично работала здесь, которая мне верит и в которую верю я, и с которой, я надеюсь, мы дальше пойдем и будем осуществлять задуманное мной и — теперь можно говорить — нами.
— Возглавив театр, вы сняли из репертуара 20 спектаклей из 24. Вероятно, это вызвало неоднозначную реакцию коллектива. Как к вам сейчас относится труппа?
— Обращать внимание на то, как к тебе относится труппа, не имеет никакого смысла. Когда Олег Павлович Табаков, чего уж далеко ходить, возглавил МХТ, чего только о нем не говорили в театре и вне его стен. А после прихода Туминаса артисты Театра Вахтангова писали заявления министру культуры: "Уберите от нас этого режиссера!". И как сейчас он вывел их на путь победоносный! Поэтому не знаю, как ко мне относится труппа, это надо их спрашивать.
— Тем не менее не всем в труппе находятся роли в новых спектаклях. В чем причина такой невостребованности актеров?
— Меня когда спрашивают, что сделать в реформе театрального дела, я говорю: в первую очередь, надо поменять театральное образование — вместе с театральным специальным обучением нужно ввести профессиональное обучение, чтобы артист учился параллельно еще на кого угодно, у него должна быть в запасе еще какая-то профессия.
Понимаете, у нас каждый год выпускается дикое количество артистов, а в результате единицы устраиваются. Что делать с этими людьми? Знаете, сейчас существуют еще какие-то платные актерские курсы. Все к этому наплевательски относятся, а это калечит людей, потому что они выходят раздавленные. Эта машина жестокая. Люди идут на все, чтобы попасть куда-то. Они совершают неблаговидные поступки, изменяют самому себе, ломают свою собственную природу, а что может быть ужаснее?
Я уверен, что все равно мы встанем на "ненавистный" западный путь развития театрального дела. Мы встанем, никуда не денемся.
— Вы имеете в виду временные контракты с актерами и режиссерами?
— Безусловно, только контрактная система, то есть оставляют четыре — пять федеральных театров, которые объявляются национальным достоянием, и все остальное — частные театры.
За пять лет, здесь, в этом театре, поставили спектакли 14 приглашенных режиссеров, из них 80% — молодые режиссеры, вчерашние выпускники театральных институтов. Я дал им карт-бланш и не вмешивался в постановки. Делайте, ребята, это ваше. Только в последнее время я стал "влезать" в выпуски, а один раз даже снял спектакль после генеральной репетиции, не пустив его на зрителя, потому что это было вообще смотреть невозможно. Это было не плохо, не хорошо, это просто никакого отношения к театру не имело, и я, потратив большие деньги театра, снял его с репертуара.
— Вы сказали, что не вмешиваетесь в работу режиссеров, а как вы отбираете новые проекты для репертуара?
— Главное — сила убедительности, заразительности, потому что это одно из основных качеств режиссера. Другое дело, как это потом воплощается в жизнь. Качество режиссера определяется расстоянием между придуманным и воплощенным, количеством потерь на этом пути. Чем меньше потерь, тем лучше режиссер.
Все равно я склоняюсь к тому, что мы придем к системе "продюсер и театральный режиссер", когда это будут разные люди. Продюсер — человек, который генерирует идеи, режиссер доводит эти идеи до ума. Придумать может и театральный критик, артист, а осуществить могут далеко не все. И те люди, которые могут придумать, иногда ошибочно себя считают режиссерами.
— Каким образом вы как художественный руководитель взаимодействуете с приглашенными режиссерами?
— Я года три давал на откуп сцену приглашенным режиссерам, и, как вы можете догадаться, здесь выходило далеко не все, что мне нравится. Но есть спектакли, которые, на мой взгляд, выстраивают какую-то линию театра, которая мне интересна. Это, во-первых, те спектакли, с которыми я пришел. Это, извините за наглость, и "1900", и "Оркестр мечты. Медь", в какой-то степени "Игроки", появившийся спектакль "Из пустоты…", "Демон", "Утюги" и "Безымянная звезда” на Новой сцене.
Сейчас еще новый спектакль "Чайковский", в который я вмешался как художественный руководитель. Мне показалось, что то, что режиссер Саша Сазонов задумал, было интересно, но с воплощением ему нужно было срочно помогать. Это же очень ответственно: первый раз на сцене — сценарий выдающегося кинодраматурга Юрия Арабова.
— Как вы относитесь к экспериментальным спектаклям и новым жанрам, которые становятся популярными в последние несколько лет? С какой вообще безумной идеей к вам можно прийти?
— Можно ли ко мне прийти с идеей? Вот недавно взяла и пришла компания "Эффект бабочки", с которой мы познакомились на съемках фильма "Притяжение", и предложили, на мой взгляд, замечательную историю "Кино на сцене", которую мы 1 июня попробуем обыграть у нас в театре.
Собираются люди, достаточно известные на сцене театра, перед ними стоят пюпитры, они сидят на стульях и читают сценарий какого-нибудь очень известного, в данном случае, советского кино. Нам показалось, что это может быть чрезвычайно интересно. Они не репетируют. Они собираются в этот вечер. Уникальность в том, что это не записывается на пленку, не играется второй раз. Это существует один раз. В данном случае — 1 июня 2017 года. Всё. Те, кто пришли, они это увидят, больше этого не увидит никто и никогда. Для старта мы решили совершенно неожиданное название использовать — "Покровские ворота".
— В отличие от многих коллег, вы не прикладывали усилий, чтобы сделать карьеру на Западе, хотя блестяще играли роль Сергея Есенина в Лондоне с Ванессой Редгрейв. Как вы думаете, с чем связано то, что российские актеры, даже очень талантливые и знающие английский язык, за рубежом не становятся востребованными?
— Я действительно этим никогда не занимался. У меня был агент, который предлагал мне какие-то вещи, и люди в Лондоне не могли понять, почему я отказываюсь. А мне не хотелось, у меня были другие планы, другие занятия. Я понимаю, извините за наглость, что если уж кого знают из русских артистов, то в пятерке-то я точно есть, если не в тройке. Но почему не складывается, не знаю. Вот у испанцев складывается, у австрийцев складывается, а у русских — нет.
Это не специфика образования, не специфика акцента. Вот у нас в спектакле "Ранчо" играет Дэниел Барнс, он американец. Мы с ним говорили на эту тему, он тоже не понимает. Он окончил курс у Леонида Хейфеца, он знает русский уже. Я спрашиваю: "Что, акцент?" Он говорит: "Да вы не представляете, какое количество акцентов у нас там!" И все срабатывают, кроме русского.
— Федор Бондарчук после съемок "Притяжения" сказал, что сбылась его мечта — поработать с актером Меньшиковым. Наверняка Федор Сергеевич не один такой. Подскажите другим режиссерам, какое кино вам предложить?
— Федор Сергеевич — ладно, известная фигура в кино. Мы знали друг друга давным-давно. Но вот, например, Егор Баранов, режиссер первого сериала в кино "Гоголь". Я понятия не имел, кто это такой. Понятно, что он не сам на меня вышел, а с помощью Саши Цекало (продюсер "Гоголя". — Прим. ред.), с которым мы тоже были знакомы. Этот запутанный сюжет мне показался очень хулиганским и интересным. И, судя по впечатлениям людей, которые уже видели первую часть, вполне может быть, моя интуиция в очередной раз меня не подвела. Было бы интересно, а имя и фамилия мне абсолютно не важны. У меня был период, когда я говорил, что есть там пара режиссеров, к которым я пойду сниматься, не читая сценария. Сейчас уже нет таких режиссеров. Это не хорошо и не плохо, просто, наверное, я вырос.
— А сами выступить в роли кинорежиссера не думали?
— Понимаете, сейчас это не совсем актуально для меня. Я считаю, чтобы снимать кино, нужно уйти из театра, если быть честным, года на полтора. Я завидую людям, которые это могут делать параллельно. У меня не получится. Может, потому что я не так опытен в кинорежиссуре. Да, собственно, я вообще не опытен. Наверное, я еще не нашел материал.
Знаете, говорят, что нужно каждые семь или девять лет менять свою жизнь. Вот прошло сейчас пять лет, а пройдет еще года четыре, и я скажу: "Да пошел этот театр! Хочу вот такое кино снять". Может быть, такое будет, но сейчас такого нет — ни истории, ни тяги.
Я больше бы, знаете, пошел в кино к кому-нибудь помогать. Потому что я обожаю репетиционный период, работать с артистами. Вот пара — когда один режиссер занимается кино как таковым: построением кадра, раскадровками, светом, а второй человек разминает артистов, разбирает сцену. В какую-то такую историю я, может, ввязался бы, но у нас тоже это не практикуется. А зря.
