Сухой закон. История ошибок
Истина,к сожалению,не всегда вовремя может достучаться до здравого смысла, особенно в то время, когда человечество с неистовой яростью спешит наступить на теже грабли, на которые уже наступало предыдущее поколение. Ред. А.Г.
В этом году все прогрессивное человечество отмечает ровно 80 лет со дня отмены 18-й поправки к Конституции США, более известной как сухой закон. Кто-то отмечает с радостью, кто-то с горечью. Мы же решили взглянуть на юбилей… трезво.
Пролог в Чикаго
Было 10:20 утра, День святого Валентина. Чикаго был залит сиянием любви и солнца. Мир и покой царили даже на подпольном складе спиртного Джорджа «Чумы» Морана, замаскированном под гараж. Шестеро представителей преступного мира лениво дожидались, пока сварится утренний кофе. Седьмой, в комбинезоне, возился в кузове грузовика с бочонком пива. Слоняясь без всякой цели, двое из банды добрались до конторы и теперь созерцали высохшие, покрытые пылью чернильницы.
Стрельба в гараже послужила завязкой полюбившейся многим поколениям зрителей кинокартины «В джазе только девушки»
Спустя десять минут они в удивлении переглянулись. Полицейская сирена, что ли? Показался автомобиль, голубой и быстрый, похожий на машины Бюро расследований. В контору ворвались четверо. Двое в форме полицейских были вооружены автоматами. Двое в гражданском размахивали обрезами.
Гангстеры в конторе подняли руки. Гости заставили их вернуться в гараж, подталкивая дулами в спину. Оловянные кофейные кружки, звякая, посыпались на пол. Подчиняясь приказу, шестеро гангстеров выстроились вдоль северной стены. Гости толкнули механика в комбинезоне к остальным и обыскали всех, отобрав спрятанное оружие. «Что за…» — начал один из мужчин. «Задайте-ка им!» — был ответ. В гараже загремел гром. Сотня пуль вырвалась из четырех стволов…
Примерно так в феврале 1929 года журнал «Тайм» описывал событие, которое вошло в историю Америки под названием «бойня в День святого Валентина». Шутка ли, семеро убитых — рекорд даже для гангстерских войн в Чикаго, замечал журнал.
Впрочем, можно и не копаться в пыльных журнальных архивах, нам эпизод этот и так знаком: стрельба в гараже послужила завязкой полюбившейся многим поколениям советских и антисоветских зрителей кинокартины «В джазе только девушки». А ведь всего этого могло бы не произойти, если бы девятью годами ранее не случилась совсем другая история.
Пить или не пить
В полночь 16 января 1920 года вступила в силу 18-я поправка к Конституции США, запрещающая производить, перевозить, продавать и ввозить алкоголь на территорию страны.
Поправке предшествовало многое — и воинствующий пуританизм отцов-основателей, и религиозные общества трезвости, и попытки борьбы с пьянством середины XIX века, и мощная Антисалунная лига конца века, и введение сухого закона в половине американских штатов, и национальный запрет на производство алкоголя в годы Первой мировой (с официальным объяснением, что во время войны необходимо беречь запасы зерна).
Американцы были отнюдь не первыми: сухой закон существовал, к примеру, в кое-каких канадских провинциях и ряде скандинавских стран. В 1914 году, с началом войны, сухой закон был введен в царской России. Через три года империя канула в пропасть. Советский Союз продержался чуть дольше и рухнул через шесть лет после начала антиалкогольной кампании. Информация к размышлению, как сказал бы Штирлиц.
В США сухой закон поначалу показался благословением. Радовались чиновники. Радовался миллиардер-мо- ралист Джон Рокфеллер, радовался Генри Форд, мечтавший повысить производительность труда на своих заводах. Радовались суфражистки — меньше будет насилия в семье. Радовался и простой люд. Давно пора было прищемить немецких пивоваров, этих агентов кайзера. К тому же что-то такое идеалистическое витало в воздухе. Вот-вот, казалось, настанет эпоха всеобщего мира, процветания и разумной трезвости.
И поначалу все шло хорошо. Резко снизилось количество травм и катастроф, упала преступность, был отмечен рост сбережений населения. Сторонники закона с умилением описывали закрытие 177 790 питейных заведений, а также винокуренные и пивоваренные заводы, начавшие теперь выпускать сиропы, консервы, мыло и конфеты.
Но через несколько лет благочинная американская нация буквально сорвалась с цепи. Было похоже, что каждый только и мечтал промочить горло хоть чем-нибудь спиртным. Пили всё и пили все — подростки, фермеры, бизнесмены, рабочие, политики. Давно замечено, что американский человек в общем-то фундаментально похож на человека русского. Эдакая задумчивость, кряжистость, бесконечные просторы, баня, водка, гармонь и лосось. Поэтому американский человек поступил в этой сложной ситуации так, как поступил бы человек русский. А именно, стал в массе своей гнать самогон. Гнали из зерна, винограда, сахара, картофеля, изюма. Вскоре число подпольных самогонных заводиков достигло 80 тысяч и все продолжало расти. Травились, конечно, тоже тысячами.
Люди лунного света
Организованная преступность, понятное дело, никак не могла остаться в стороне от всеобщего праздника жизни. Эпоха сухого закона — период становления американской мафии. В эти годы на месте разрозненных, часто этнических преступных группировок появляются всесильные синдикаты, которые вплотную срослись с бизнесом, полицией и политикой.
То было время классики. Гангстер на подножке автомобиля, в двухцветных ботинках и светлом костюме, при шляпе и галстуке, с револьвером или бейсбольной битой в руках — это оттуда. То было время Аль Капоне, Счастливчика Лучано, Вито Дженовезе, Фрэнка Костелло, Багси Зигеля, Голландца Шульца и десятков других легендарных персонажей, ремя прославленного агента Эллиотта Несса (героя фильма«Неприкасаемые») и Ричарда Харта по кличке Две Пушки — под этим именем скрывался Винченцо Капоне, старший брат знаменитого мафиози, вставший на путь борьбы с преступностью. Кто-то из них навсегда остался в тех баснословных годах, изрешеченный пулями из удобной и дешевой «чикагской пишущей машинки», автомата Томпсона, карьера других растянулась на десятилетия.
В годы сухого закона появляются всесильные преступные синдикаты, которые вплотную срослись с бизнесом, полицией и политикой.
Можно смело сказать, что без сухого закона мафия, скорее всего, не достигла бы таких высот, но и история эпохи была бы совсем иной. Начиналось же все с того, что гангстеры, раньше занимавшиеся вымогательством, игорными заведениями и тому подобной деятельностью, увидели в сухом законе невероятный источник дохода.
Преступные группировки поставляли сырье, контролировали производство и сбыт нелегального спиртного, откупались от полиции, держали подпольные бары. Такие точки назывались speakeasy — «говори тихо». Завидев клиента, бармен предупреждал: «Сиди спокойно, говори тихо». Виски называли moonshine, «лунный свет», ведь гнали это пойло по преимуществу ночью.
Постепенно и такой самодеятельности стало мало, да и самогон превратился в откровенную дрянь. Народ требовал качественного спиртного, и мафия отозвалась на народные запросы, организовав гигантскую сеть подпольных заводов и беспрецедентную по масштабам контрабанду. Спиртное перебрасывали через канадскую границу, везли морем из Европы. Несколько тысяч правительственных агентов не могли контролировать тысячи миль границ, полицейских было недостаточно, а имевшиеся в наличии копы охотно брали взятки. Для мафии наступили золотые годы.
В Нью-Йорке, Чикаго и других городах появились целые мафиозные империи, тесно связанные с продажными политиками и нечистыми на руку бизнесменами. Многие утверждают, что Джозеф Кеннеди, основатель клана Кеннеди и отец будущего президента, имел самые душевные отношения с контрабандистами-бутлегерами.
Однако у процветания мафии была и оборотная сторона. Шли бесконечные войны за раздел территории и рынка спиртного, мафиози подсылали друг к другу убийц, перехватывали чужие грузовики с виски, нападали дали на склады. В Чикаго итальянцы Капоне сражались с ирландцами Морана, которые контролировали северную часть города (бойня в гараже была лишь одним, пусть и самым знаменитым, эпизодом этой битвы гигантов).
В Нью-Йорке люди Джо Массерии — Лучано, Костелло и другие — воевали с кастелламарцами под предводительством Сальваторе Маранцано. Войны были кровавыми и беспощадными. Короче говоря, тишину американской ночи то и дело вспарывал треск пишущих машинок.
Ревущие двадцатые
Эпоха мафии? Не только. Те времена недаром прозвали «эрой джаза» и «ревущими двадцатыми». Промышленный рост, покупательский бум, новые веяния в литературе, искусстве и дизайне от Джойса и Хемингуэя до ар-деко, технологические новинки, женская эмансипация, динамичный стиль жизни и безудержная погоня за удовольствиями — все это тоже уложилось в годы сухого закона.
Именно в годы сухого закона гангстеры впервые стали киногероями и популярными персонажами светской хроники: и на свободе,и за решеткой.
И джаз, джаз повсюду — в клубах, танцзалах, подпольных барах, где подвизался Луи Армстронг со товарищи. Появился новый тип женщины — стриженая, в коротком открытом платье, похожая на мальчишку девушка-флап- пер без малейших комплексов. Флап- пер-девицы таскались по барам и ночным клубам, курили, глушили виски и изъяснялись примерно так: «Папочка вчерась надел на меня наручник». Означало это, что богатый друг подарил нашей героине обручальное кольцо. Ну а слишком уж надоедливому «папочке» можно было сообщить: «Банк закрыт». То есть не обломится ни поцелуя в щечку, ни чего-нибудь более существенного. Сленг эпохи вообще отличался немалой колоритностью, и отдельные словечки дожили до наших дней.
«Вечеринки были масштабней, темп жизни более быстрым, а нравы более раскованными», — вспоминал Фрэнсис Скотт Фицджеральд. В подобной атмосфере, естественно, о соблюдении сухого закона не могло быть и речи. Алкоголь казался сладким и, в сущности, не очень запретным плодом, подпольные заведения (а были они всякие, от роскошных особняков до задних комнат похоронных бюро) — райским садом, искусители-мафиози — современными Робин Гудами.
Да, за годы сухого закона в тюрьму было посажено не менее полумиллиона человек, но к крупным гангстерам полиция относилась снисходительно, таможня то и дело давала бутлегерам добро, на месте одного закрытого бара возникали десятки новых.
Сухой закон превратился в полный абсурд. Вместо ожидаемого общественного согласия и благорастворения воздухов — повсеместная коррупция и рост преступности.
В стране невыученных уроков
Конец «ревущим двадцатым» положил биржевой крах 1929 года и последовавшая затем Великая депрессия. Утешались опять-таки алкоголем. Было ясно, что конец сухого закона не за горами. Некоторые готовились заранее.
Так, Кеннеди-старший заручился эксклюзивными соглашениями на импорт джина Gordon’s и славного скотча Dewar’s. Иные мафиози поумнее начали переключаться на проституцию, крупный рэкет и игорный бизнес, а то и вкладывать скопившиеся у них огромные средства в легальные предприятия. В самом начале тридцатых сел в тюрьму Аль Капоне, и то был уже настоящий конец эпохи.
Конец«ревущим двадцатым» положил биржевой крах 1929 года и последовавшая затем Великая депрессия.
Счастливый для американцев день наступил весной 1933 года, когда президент Рузвельт подписал акт, разрешающий производство и продажу легких алкогольных напитков. «Мне думается, самое время выпить пива», — произнес при этом президент.
Десятки тысяч предприимчивых торговцев, давясь в очередях под проливным дождем, стремились заполучить лицензии на торговлю спиртным. К концу года была отменена и злополучная 18-я поправка.
Смелый социальный эксперимент обернулся сотнями миллионов невыплаченных налогов, потраченными впустую средствами, расцветом преступности. По сей день американцы задаются вопросом «Кто виноват?». Говорят разное.То ли мафия и коррупция,то ли нерешительность властей,то ли сама человеческая натура.
Тем не менее уроки неудачного эксперимента не мешают большинству американцев выступать сегодня за ограничение оборота алкоголя. Реклама алкогольных напитков жестко контролируется, повышаются налоги, ужесточаются нормы торговли. Во многих штатах потребление спиртного разрешается лишь с 21 года, за продажу пива несовершеннолетним можно схлопотать срок. В некоторых городах и округах продажа алкоголя попросту запрещена.
Сторонники же алкогольных свобод считают, что сработает лишь добровольный отказ общества от вредных привычек, как это происходит сейчас с курением. И что никакие запреты, наконец, не помогут, когда душа просит, а погода шепчет.